Новости Кронштадта
18.04 На летний режим эксплуатации переведено более 8 единиц инженерной и коммунальной техники
10.04 Военные коммунальщики проводят весенние субботники!
28.03 Парки и скверы Кронштадта закрывают на просушку
23.03 Жители несут цветы к стихийному мемориалу у Владимирского собора
23.03 Отменены все районные массовые, культурные и спортивные мероприятия
22.03 В Кронштадте проходят рейды по выявлению брошенных автомобилей
19.03 Временно полностью закрывается движение по внешнему кольцу на 120-м километре КАД
Афиша-Анонсы
9 апреля открытие выставки студентов «Современные миры»
16 и 17 марта Фестиваль "День Римского-Корсакова"
С 27 февраля выставка «Россия — страна морей и океанов»
23 февраля праздничное мероприятие, посвящённое Дню защитника Отечества!
22 февраля праздничный концерт «Защитникам – Слава!»
Кризис патриотизма или детские капризы
17 апреля 2007 г.
ВЛАСТЬ и ГРАЖДАНСКОЕ ОБЩЕСТВОЕсли внимательно присмотреться к серьезным социальным изменениям последнего времени, то трудно не заметить, как именно, в каких формах и цветах проявляется разными людьми отношение к своему Отечеству.
Самое глубокое чувство, проявляемое человеком к своей Родине, – это патриотизм. Сегодня наблюдается удивительный парадокс: резкое и демонстративное увеличение уровня капризности людей по отношению к структурам как формальным, так и не формальным, объединившим их ради какого-либо общего дела. Проявляется это во все более твердом устремлении перекладывать проблемы бытового характера со своего персонального уровня на более высокий уровень в иерархии общественных отношений.
Мало-помалу, у государства как-то очень незаметно появилась новая, ни природой происхождения, ни какими-либо его изначальными обязательствами не обусловленная социальная функция. И этот парадокс для приятности звучания стали называть результатом развития общественных отношений.
Государство в лице своих «выборных» чиновников и законодателей без стеснения обещает удовлетворять избирателям все большее и большее число любых, даже самых экзотических их требований. Лишь бы подобный каприз возник в фантазиях самих избирателей и был оценен специалистами-политологами как существенный. Работодатели роскошными социальными пакетами все прочнее и прочнее привязывают к рабочим местам тех, в чьих навыках и способностях они заинтересованы. Казалось бы, дело благое. Государство и работодатель ведут диалог с трудящимися. Но это лишь на первый взгляд. На самом же деле происходит деградация. Деградация, осуществляемая к взаимному удовольствию сторон. Человек из личности, обязанной быть развитой всесторонне, способной служить и осознанно трудиться на благо общества, при этом существенно, не обременяя это общество своими бытовыми проблемами, превращается в узкоспециализированного робота, вся полезность которого сводится к функционированию. В оплату за свое функционирование этот биоробот получает полный социальный пакет, естественно, за счет тех членов общества, потребность в способностях которых не столь значительна. И в результате такого взаимного согласия одних быть порабощенными, а других - обладать рабами новой формации - укрепляется единственная сторона отношений в обществе: управляемость. Безусловно, управляемость, основанная на потакании капризам, сохраняется не постоянно, а лишь до определенных границ, перейдя которые, каприз начинает мешать управлению. И опять же, в этом случае не имеет никакого значения, о чем именно идет речь: о работодателе и наемных рабочих или о государстве и его гражданах.
Тем не менее, на начальном, устраивающем обе стороны, этапе потакания капризам в результате принятия на себя вышестоящей инстанцией забот о бытовых, пусть даже первоочередных, нуждах порабощенных ею сограждан, складывается довольно странная модель общества. Все, что человеку жизненно необходимо, оказывается в ведении и полном распоряжении других, им управляющих людей. Заботы же самого человека распространяются лишь на поиск развлечений для себя в свободное от функционирования время.
Люди в условиях таких общественных отношений, пусть даже обладающие здравым умом и трезвой памятью, искусственно задерживаются в своем развитии на уровне едва созревших в половом отношении подростков. И все это с молчаливого согласия самого общества. Ничего удивительного - одним это выгодно, другим приятно, а третьим удобно.
При этом процесс деградации личностей более зависит от продолжительности периода видимого, осознаваемого благополучия и абсолютно не зависит от политического или экономического уклада государства. Инфантилизм развивается в равной степени активно как при капитализме, так и при социализме. В первом случае это происходит через «приручение» капиталистами для своих нужд работников, обладающих удобными для эксплуатации качествами, и через развитие потенциальными работниками у самих себя именно таких качеств, которые сделают их самих востребованными в качестве объектов эксплуатации. Во втором случае, когда считается, что в обществе доминируют социалистические общественные отношения, а эксплуатация отсутствует, инфантилизм находит себе путь через обобществление всех бывших капиталистов-работодателей в единого социалистического государственного и монопольного работодателя с неизбежностью развития и у социалистических работников качеств, удобных уже для этого социалистического работодателя. Разница эта не слишком существенна.
Уровень инфантилизма в обществе, с которым подошел советский народ к началу перестройки восьмидесятых – девяностых годов ХХ века достиг уже такого уровня, что элементарные бытовые неудобства, последовавшие за этим, породили в обществе устойчивые суицидальные настроения. Общество вдруг обнаружило, что не все навыки покорности и полезности социалистических отношений одинаково полезны в новых условиях. Многому пришлось учиться, ко многому привыкать, многим, очень многим пришлось осваивать науку новой жизни с самых азов, не взирая на свой возраст.
То, что общество не погибло до сих пор, заслуга не столько мягкости и мудрости государственного управления, сколько отсутствия принципиальных отличий старого и нового укладов друг от друга. Но самое главное было сохранено в неизменном виде и пронесено в таком виде через все сложности перестройки – это снисходительное, даже нежное, ради сохранения управляемости всем обществом, отношение к капризам тех, кто обладает лишь одной рабочей силой.
Те же незначительные детали, отличающие разрушенную, социалистическую форму общественной жизни от формы, вновь обретенной или возникшей, легли в основу формального разделения общества по политическим пристрастиям. Но это уже чисто ради общенародного развлечения под названием «политическая жизнь страны». И что в этом вопросе самое странное: те, кто независимо от окружающих его условий жизни, способен самостоятельно организовывать свою хозяйственную деятельность на собственной земле, обеспечивать себя и тех, кто ему необходим в процессе реализации собственных замыслов практически всем необходимым для нормальной жизни и воспроизводства, оказались за воротами лагеря патриотов. Их отнесли то ли к демократам, то ли к либералам, то ли вообще к общечеловекам, в то время как патриотами стали называть себя те, кто с упорством, достойным лучшего применения, стал отстаивать свое право оставаться «детьми» и носить «короткие штанишки». В их «патриотическом» видении этой проблемы обязанность заботиться о себе любимых они полагали возможным переложить на плечи некому абстрактному государству, неким абстрактным налогоплательщикам. При этом необходимое для такого распределения полномочий взаимное согласие они с легкостью заменили односторонней декларацией своего права на получение необходимого себе обслуживания. Очевидно, по привычке. И, безусловно, потакающее любым подобным капризам государство пошло им навстречу, тем более что чуть позже выяснилось - ему это вообще ничего и не стоило. Те, кто способен вести хозяйственную деятельность, превратились в тех самых абстрактных налогоплательщиков, а государство с удовольствием и охотой приняло на себя функции их подавления. Главное, сформировался тот необходимый государству социально от него зависимый слой людей, которые при любых превратностях судьбы позволят государству оставаться легитимным. Лишь бы оно и впредь обладало способностью потакать их бесчисленным капризам.
Сообществу, где одни слои могут позволить себе капризно требовать от остального отечества благ именно для себя за счет, по их мнению, привилегированного сословия, как бы это сословие не называлось в разные эпохи, и чью бы позицию не отстаивало в этой ситуации государство. Со временем эта потребность обросла наукообразными концепциями, появились классы и как бы классовая борьба. Для убедительности и облагораживания капризов возникли определения как бы общественного характера индустриального труда и как бы индивидуального характера присвоения его результатов. Но, по сути, и у стен Древнего Рима, и у стен Зимнего дворца, речь шла об одном и том же - плебс требовал от патрициев более внимательно относиться к своим капризам. И как только либо по воле этих же патрициев, безусловно заинтересованных в стабильности и управляемости обществом, либо иным способом плебс удостаивался ожидаемого внимания, он тут же немедленно умиротворялся.
Непреходящее значение именно этой причины всех общественных конфликтов со всей очевидностью подтверждено той относительной безболезненностью отказа советского народа от народных же завоеваний в уже упоминаемый выше период перестройки. Сохраняемы эти завоевания нами были на протяжении многих десятилетий и в условиях суровых, и крайне сложных. Напротив, расточение их произошло, казалось бы, на фоне вполне благоприятном: ни тебе войны, ни разрухи. Одна беда, не каждому открывалась возможность носить одежонку с бирками «Made in …». Казалось бы мелочь, каприз. Да мелочь, да каприз. Но в глазах гегемона, одержимого этим капризом, это стало краеугольным камнем, положенным им в основу бескровности изменения всего государственного устройства. Его, этот каприз, было обещано удовлетворить. И все.
Что случилось тогда, в тот период с сегодняшними «патриотами»? Они поверили. Можно ли осуждать их за то, что они поверили? Очевидно, нет. Их нельзя осуждать, ибо они ни тогда, ни сейчас не отдают себе отчета, за что на самом деле они борются и «страдают». Причина этого страдания от них скрыта под спудом приятной для слуха риторики. Как же приятно слушать лозунги: «Заводы - рабочим», «Землю - крестьянам», «Каждому - две «Волги»! Это, как минимум, много приятней, чем слышать: «Мы заставим уважать любые наши капризы». Да и гегемоном называться куда как приятнее, нежели капризным плебсом. Вот только заботу о своей бытовой неустроенности лучше бы перенести на кого-нибудь другого. Да и детишек - будущих кормильцев - желательно, чтоб кто-нибудь другой рожал да растил.
В этом и кроется причина кризиса патриотизма. Ну нет безоглядной и бескорыстной любви к своему Отечеству. Напротив, сплошь и рядом проявляется бескорыстная любовь к заботе самого этого Отечества о своих капризных чадах.
Глядишь порой на оратора, что он вытворяет, и ловишь себя на мысли, что, обзываясь патриотом, он по сути своих речей зазывает своих соотечественников в рабство. И разница между разными патриотами лишь в том, к каким благоприобретенным полезным качествам «гегемона», да и просто любопытствующего слушателя они апеллируют. Внимательно присмотревшись, легко заметить, что одни апеллируют к качествам, которые были приобретены в социалистическую пору и пока еще не забыты, а другие взывают к навыкам, приобретенным уже в новых для социалистического человека условиях. И как же разобраться? Да очень просто. Когда тебе что-то просто обещают или обещают по-крупному, знай, что взамен от тебя будет требоваться либо покорность, либо легкая управляемость. А если тебе предлагают самому что-то решать, добиться что-либо или самому озаботиться своим бытовым благополучием, или, что уж совсем невероятно, безвозмездно потрудиться или безответно пострадать на благо Отечества, то это просто сон или наваждение. Такого в современной политической ситуации быть просто не может. Нет сегодня в политике таких людей вообще. По определению!
Да и благодарных слушателей у них, по чести говоря, обнаружится не слишком много…
В. КИРКИН, ведущий рубрики, доктор философии.