Новости Кронштадта
10.04 Военные коммунальщики проводят весенние субботники!
28.03 Парки и скверы Кронштадта закрывают на просушку
23.03 Жители несут цветы к стихийному мемориалу у Владимирского собора
23.03 Отменены все районные массовые, культурные и спортивные мероприятия
22.03 В Кронштадте проходят рейды по выявлению брошенных автомобилей
19.03 Временно полностью закрывается движение по внешнему кольцу на 120-м километре КАД
Афиша-Анонсы
9 апреля открытие выставки студентов «Современные миры»
16 и 17 марта Фестиваль "День Римского-Корсакова"
С 27 февраля выставка «Россия — страна морей и океанов»
23 февраля праздничное мероприятие, посвящённое Дню защитника Отечества!
22 февраля праздничный концерт «Защитникам – Слава!»
Плевок в лейтенанта Шмидта или не стреляйте в прошлое, господа!»
25 октября 2007 г.
В конце июля 2007 года в «Санкт-Петербургских ведомостях» была опубликована статья О. Стрижака под названием «Дело лейтенанта Шмидта».Развязность, некомпетентность, злоба новоявленного «писателя – историка» не оставили без внимания людей, воспитанных на героическом прошлом нашей великой страны. Уж где, где, а в Кронштадте не могли не заметить эту гнусную инсинуацию исторической правды. И так уже все что можно очернить очернили. Теперь вот к Петру Петровичу Шмидту, светлому, романтическому герою первой российской революции подобрались и переименовали мост его имени, «пришили» ему «Дело».
С открытым письмом в защиту памяти героя – революционера выступил Кирилл Назаренко, доцент истфака СПб ГУ, член КПРФ.
Редакция газеты «КОТЛИН», отвечая на многочисленные пожелания читателей, публикует выдержки из этого письма.
В общем, суть статьи «петербургского писателя Олега Стрижака, выступившего … как историк» сводится к тому, что Пётр Петрович Шмидт, который до сей поры считался одним из героев Первой российской революции, на самом деле психически больной человек, трус, растратчик, вор, самозванец и политический проходимец, который случайно «попал в историю». Следовательно, мост и набережную его имени в нашем городе следует немедленно переименовать.
До него уже были попытки объявить Петра Петровича сумасшедшим. Но исторические факты – упрямая вещь.
Все «разоблачители» П.П. Шмидта начинают с состояния его психического здоровья, подчёркивая необычное прохождение службы будущим революционером. Закончив в 1886 г. Морской корпус, П.П. Шмидт прослужил в чине мичмана всего два года и уволился в запас по болезни. Затем с 1892 по 1898 г. вновь находился на службе и снова ушёл в запас. Причиной мытарств П.П. Шмидта были комфликты с начальством на почве крайней честности и романтического взгляда на жизнь. После призыва на флот в начале 1904 г. П.П. Шмидт был назначен старшим офицером огромного транспорта «Иртыш». «Иртыш» имел водоизмещение в 15 тыс. тонн, то есть равное самым большим броненосцам того времени. Это был самый крупный транспорт, сопровождавший 2-ю и 3-ю Тихоокеанские эскадры. Экипаж «Иртыша» состоял из 16 офицеров и 233 матросов.
Назначение П.П. Шмидта старшим офицером большого транспорта будет совершенно понятным, если знать, что после вторичного увольнения в запас Пётр Петрович служит на «коммерческих» судах капитаном. В частности, в 1903 г. он командует океанским пароходом «Диана», водоизмещением около 2400 тонн.
Вполне очевидно, что не приходится и говорить ни о каком серьёзном психическом заболевании человека, которому доверяют водить океанские пароходы.
П.П. Шмидт был единственным офицером русского флота, примкнувшим к революции 1905-1907 гг. Более того, Пётр Петрович был строевым офицером, окончившим Морской корпус. Это была самая аристократическая часть флотского офицерства, в отличие от плебейских корпусов инженер-механиков и офицеров по Адмиралтейству. Понятно, что революционная деятельность «красного лейтенанта» была пятном на мундире императорского флота. Объявление П.П. Шмидта сумасшедшим давало возможность спасти честь морского офицерства, как её понимали монархисты. Более того, это позволяло дискредитировать восстание на «Очакове» и революционное движение на флоте в целом. Суд не пошёл по такому пути. Почему? Надо полагать потому, что вменяемость П.П. Шмидта была настолько очевидна, что любая попытка объявить его сумасшедшим провалилась бы. И «великая сила либеральной печати» здесь ни при чём.
Само приведение в исполнение приговора над П.П. Шмидтом встретило громадные затруднения. По закону при казни моряка расстрельной командой должен был командовать флотский офицер. Но найти такого, кто согласился бы расстрелять своего товарища, было почти невозможно – ведь все строевые офицеры выходили тогда из стен только петербургского Морского корпуса, ежегодный выпуск составлял всего 70-80 человек, а проводили они в корпусе по 6-7 лет. Впрочем, исполнитель всё же был найден – капитан 2 ранга Ставраки, который командовал канонерской лодкой «Терец», первой открывшей огонь по мятежному «Очакову». Но карьера Ставраки оборвалась очень быстро после казни товарища – офицеры флота устроили ему за это обструкцию, и он вскоре вышел в отставку. Кстати, рука судьбы дотянулась до человека, командовавшего расстрелом П.П. Шмидта. Он почему-то не покинул Советскую Россию, и в начале 20-х годов служил смотрителем маяка под Батумом. Ставраки судил уже теперь революционный суд, он был приговорён к 10 годам лишения свободы и был убит в тюрьме уголовниками.
Далее разоблачители смакуют кражу П.П. Шмидтом у команды своего миноносца 3000 рублей. О. Стрижак сообщает, что «питание команды этого миноносца стоило 100 рублей в месяц», так как «это было небольшое судно, команда двадцать человек».
Любому человеку, хоть немного знакомому с бытом русской императорской армии и флота ясно, что в данном случае речь идёт не о «стоимости питания» команды, а о так называемом «приварочном довольствии», то есть средствах на закупку мяса, овощей и зелени, тогда как «провиант», то есть крупы, мука и соль выдавались с казённых складов натурой. Приварочное довольствие на Черноморском флоте составляло около 5 рублей в месяц на человека, то есть в месяц действительно выходило около 100 рублей.
Годовое жалованье матроса в начале ХХ в. колебалось от 9 рублей (молодой матрос) до 72 рублей (матросы-специалисты и строевые унтер-офицеры). Старшины (так назывались тогда специалисты, имевшие унтер-офицерский чин) получали до 225 рублей . Экипажи номерных малых миноносцев типа «Або» состояли из 1-2 офицеров, 4-5 унтер-офицеров и 13-15 матросов (всего 21 человек), так что годовое жалованье всех нижних чинов этого небольшого корабля не превышало 1500 руб. К тому же жалованье выплачивалось помесячно, поэтому в руках командира такого уровня не могла оказаться столь крупная казённая сумма, как 3000 рублей.
Далее О. Стрижак просто утверждает, что П.П. Шмидт якобы именовался в документах «бывший лейтенант, прогнанный со службы». Прежде всего замечу, что подобная формулировка действительно встречается в документах эпохи Павла I, но никак не начала ХХ века. В рассматриваемую нами эпоху писали «уволенный со службы без мундира и пенсии». В действительности, П.П. Шмидт был уволен в отставку с правом ношения мундира и с награждением очередным чином капитана 2 ранга. Поэтому П.П. Шмидт имел полное право носить мундир капитана 2 ранга. Произошло увольнение П.П. Шмидта в отставку 7 ноября (старого стиля), после того, как он 18 дней провёл на гауптвахте в Севастополе после ареста во время митинга. Кстати, во время ареста, Шмидт был заочно избран пожизненным депутатом Севастопольского Совета рабочих депутатов. Впрочем, О. Стрижаку до этого нет дела – он объявляет П.П. Шмидта бесноватым самозванцем.
То, как О. Стрижак описывает прибытие П.П. Шмидта на «Очаков» вообще не умещается ни в какие рамки. Миф о том, что Шмидт собирался пришвартовать минный заградитель «Буг» к боту «Очакова», чтобы сделать невозможным обстрел последнего правительственными войсками, запустил известный писатель К. Паустовский в своей повести «Чёрное море». Воспалённое воображение О. Стрижака нарисовало апокалиптическую картину: «если бы взорвался «Буг», то весь Севастополь был бы просто стёрт со своих холмов». Минный заградитель «Буг» был затоплен своей восставшей командой, когда корабль пытался выйти из бухты, а по нему был открыт огонь правительственными войсками с береговых батарей. Матросы затопили «Буг» именно из опасения взрыва его опасного груза, который мог причинить вред прежде всего кораблям на рейде. Кораблям, в большинстве своём оставшимся на стороне властей. Это поведение восставших совсем не похоже на страшилки О. Стрижака о «террористах» захвативших заложников и пытавшихся взорвать целый город.
Кстати, О. Стрижак ничего не пишет о судьбе заложников на расстрелянном крейсере. По официальным данным, правительственными войсками было освобождено «19 офицеров и гражданских лиц», арестованных восставшими, а также «отобрано 4 знамени, денежные ящики и много казенного имущества, патронов, вооружения и снаряжения и 12 пулеметов». О жертвах среди заложников в официальных дореволюционных документах ничего не говорится.
О. Стрижак полагает, что адмирал Чухнин «открыл по «Очакову» огонь, причём лёгкий, чтобы ни в коем случае не губить крейсер». Это в корне неверно. По крейсеру вели огонь броненосцы «Ростислав», «12 Апостолов», крейсер «Память Меркурия», две полевые батареи и береговая мортирная батарея с Северной стороны. «Очаков» находился под обстрелом, по разным данным, от 17 до 25 минут.
По сведениям Р.М. Мельникова, известного историка флота и автора серии монографий о кораблях русского броненосного флота в крейсер попало не менее 63 снарядов. Так что повреждения, полученные «Очаковом» были крайне серьёзными, корабль подвергся действительно страшному обстрелу. По официальным данным, на крейсере было обнаружено 18 тел погибших. Сравнительно небольшое число убитых на корабле не должно вводить в заблуждение – дело в том, что большинство матросов и офицеров во время боя находилось на защищённых бронёй или корабельными конструкциями боевых постах, и большие потери экипаж мог понести только в случае гибели корабля.
Наконец, О. Стрижак утверждает, что «никто не хотел стрелять, и только Шмидт превратил его (восстание. – К.Н.) в кровавую бойню». Тут уже ни о какой логике речи не идёт. Огонь по крейсеру открыли правительственные силы, а Шмидт сделал всё, чтобы избежать кровопролития. «Красный лейтенант» долго уговаривал команды других кораблей присоединиться к нему. Впоследствии историки обвиняли Петра Петровича как раз в том, что он не предпринял попытки захватить корабли правительственной эскадры, надеясь на мирный исход противостояния. «С нами бог и русский народ, а с вами кто — разбойники? Ура!» — кричал лейтенант П.П. Шмидт матросам броненосца «Святой Пантелеймон».
«Очаков» выходил в море не для «учебных стрельб», как пишет О. Стрижак, а на испытания орудий носовой башни главного калибра. На крейсере не было ни одного боевого снаряда, а лишь учебные – без взрывчатки и с уменьшенным количеством пороха. В источниках встречаются различные данные о стрельбе революционного крейсера. По одним данным, восставшие не сделали ни одного пушечного выстрела, а команда вела огонь из винтовок, как приказал П.П.Шмидт: «Правый борт по эскадре, левый – по Константиновской батарее!» По другим данным, было сделано шесть орудийных выстрелов, которые не причинили вреда правительственной эскадре и городу.
По мнению О. Стрижака «когда Троцкий стал наркомвоенмором, то есть главой армии и флота, то распорядился поднять Шмидта на щит». Тогда же, якобы, двенадцать (!!!) кораблей Красного Флота носили одновременно название «Лейтенант Шмидт»! Откуда взял эти сведения О. Стрижак остаётся только догадываться. Сам Л.Д. Троцкий относился к деятельности П.П. Шмидта достаточно критически. «И все же этот революционный Севастополь продержался лишь четыре-пять дней и сдался, далеко не израсходовав всех ресурсов своей военной силы. Стратегические ошибки? Нерешительность вождей?», - писал он. Кстати, именно Л.Д. Троцкий «пустил гулять» по литературе ошибку, назвав «Очаков» броненосцем.
Обращением к образу П.П. Шмидта после Октябрьской революции преследовалась цель хотя бы частично реабилитировать флотское офицерство в глазах матросов, для которых «золотопогонники» были ненавистны. Ненависть матросов к офицерам в 1917 г. выплеснулась в серию самосудов, в которых русский флот потерял около 120 офицеров и адмиралов – больше, чем за всю Первую мировую войну. В то же время, большинство офицеров флота перешло на сторону Советской власти. Этот, парадоксальный на первый взгляд, вывод неизбежно следует из анализа архивных материалов. Следовательно, было необходимо дать положительный образ морского офицера – революционера. Однако политическая необходимость появления такого героя никак не может бросить тень на сам образ П.П. Шмидта. «Позже Ильф и Петров … осмеяли не только жуликов – сыновей лейтенанта Шмидта, но и самого Шмидта, поскольку в 1930 году это уже было можно. Ведь, когда мы говорим «дети лейтенанта Шмидта», согласитесь, что нехорошая тень падает и на папу», - делает глубокомысленный вывод «как историк» О. Стрижак. Однако вспомним, что по страницам романа И. Ильфа и Е. Петрова путешествуют «внуки Карла Маркса, несуществующие племянники Фридриха Энгельса, братья Луначарского, кузины Клары Цеткин, или на худой конец потомки знаменитого анархиста князя Кропоткина». Подождём, пока О. Стрижак не разоблачит и их.
К сожалению, в наши дни статьи такого рода «специалистов» как О. Стрижак стали нормой.
В заключение можно сказать только одно: не стреляйте в прошлое из пистолета – оно выстрелит в вас из пушки!
Редакция.
Газета "Котлин" №10 2007г.
Просмотров: 1337