Новости Кронштадта
18.04 На летний режим эксплуатации переведено более 8 единиц инженерной и коммунальной техники
10.04 Военные коммунальщики проводят весенние субботники!
28.03 Парки и скверы Кронштадта закрывают на просушку
23.03 Жители несут цветы к стихийному мемориалу у Владимирского собора
23.03 Отменены все районные массовые, культурные и спортивные мероприятия
22.03 В Кронштадте проходят рейды по выявлению брошенных автомобилей
19.03 Временно полностью закрывается движение по внешнему кольцу на 120-м километре КАД
Афиша-Анонсы
9 апреля открытие выставки студентов «Современные миры»
16 и 17 марта Фестиваль "День Римского-Корсакова"
С 27 февраля выставка «Россия — страна морей и океанов»
23 февраля праздничное мероприятие, посвящённое Дню защитника Отечества!
22 февраля праздничный концерт «Защитникам – Слава!»
Военная реформа нужна, но ...
12 марта 2010 г.
Начнем с общеизвестного. Под приданием армии нового облика Минобороны понимает, прежде всего, рационализацию и экономичность военного строительства. В противном случае армия своей задачи не выполнит, зато «разденет», если не «съест» государство. Сегодня уж точно не актуален полуанекдот брежневского времени: «Что-то ты, Дмитрий Федорович (министр обороны Устинов - прим. авт.), уже второе Политбюро у меня ничего не просишь? Уж не захворал ли?»
В наследство трехцветной России досталась по существу советская армия, лишенная многих функций и идейно-мобилизующих основ, дислоцированная по «остаточному» послебеловежскому принципу, куда хуже оснащенная и социально обустроенная, чем в эпоху «непобедимой и легендарной». Сохранять в этих условиях ее прежнюю структуру (значит, и численность) не только затратно, но и бессмысленно. Тем более что никто не отменил и пресловутый закон Мэрфи: чем меньше дел, тем шире штаты. Например, Черноморский флот сократился в 6 раз, а аппарат его управления вырос почти в полтора раза. Верно и то, что структурное реформирование, тем паче сопровождаемое технической модернизацией, не может быть растянуто на десятилетия: пропасть в два прыжка не преодолеешь. Резать действительно приходится по живому. Слава Богу - не по мертвому. Всё сказанное не вызывает сомнений в насущности военных реформ. Но спросить Минобороны есть о чем. Сразу предупредим, что предметом осмысления станут не столько цифры, структурно-штатные и тактические нововведения (все - весьма дискуссионные), сколько сущностные процессы, проходящие в Вооруженных силах.
Сначала приведем не теряющее актуальности изречение великого китайского реформатора Дэн Сяопина: «Реформа - не революция. На реформу нужно накопить денег». Кто и на основании чего сделал вывод, что мы справимся со столь масштабным делом? Тем более - в условиях кризиса и не исключаемого исправления ошибок? А если всё учтено, то почему мы на этот счет гадаем, а не опираемся на расчеты, адаптированные для рядового налогоплательщика?
Второе: как объяснить, что реформирование Вооруженных сил началось до утверждения военной доктрины страны? Или - сначала сократим армию, а потом решим, для чего она вообще нужна? Поэтому третье: не подменяет ли «арифметика» сокращений (ныне наиболее заметная часть реформ) куда более востребованную «алгебру» целеполагания? Иными словами, из чего следует, что в результате сокращений возрастёт качество и расширится функциональный диапазон остающихся элементов вооруженных сил? Да и только ли об армии идет речь?
Поясним на наглядном примере. Так, до недавнего времени мы имели 65 военных вузов, в том числе 15 академий, 4 университета, 46 училищ и институтов. Вместо этого планируется создать 10 системообразующих ВВУЗов. С чужим опытом, а заодно с экономическим принципом, лежащим в основе реформирования, спорить не хочется. Как и каяться по поводу нашей ущербности. Ибо здоровый консерватизм, воспитываемый с первых курсантских дней, это часть национального военного менталитета, а по чужому лекалу не вырастишь ни своих профессионалов, ни своих патриотов. К тому же, как десятью «системообразующими» вузами объединить 42 вида и рода войск, среди которых явно нет лишних? Притом, что мировая практика указывает на сужение военной специализации. Как тогда избежать - по нашей традиции - вполне предсказуемого ранжирования обучаемых на «основных» и «побочных»? Кроме того, пехотинцев еще можно на общем полигоне обучать с танкистами и артиллеристами. А летчиков с ПВОшниками - лишь по принципу: одни летают - другие им не дают. Кроме того, военный вуз особенно в Зауралье - это важный центр формирования местных элит и инфраструктуры. Чем на хиреющих «задворках империи» мы компенсируем закрытие пусть даже не самого престижного училища? Есть ли тут простой ответ?
Четвертое: трижды согласимся, что новый облик Вооруженным силам придаст, прежде всего, по-новому мотивированный солдат и офицер. Но насколько продуманно идет контрактизация армии? Так, если Минобороны расстается с прапорщиками и делает ставку на профессиональных сержантов, чем последние будут мотивированы? Если еще до первых лычек даже не сержант, а приписник может сразу поступить в военный ВУЗ и стать офицером? И насколько жалование офицера должно тогда превысить зарплату сержанта? А ведь создание новой структуры требует не меньших затрат, чем увольнение и обустройство отслуживших. Ведь, прапорщик - он не только герой анекдотов, но и элемент устоявшейся структурной системы. Будущий профессиональный сержант ее займет, лишь освоив первичную нишу поднаторевшего контрактника. Может, подождать, когда этот контрактник зримо ощутит свою доселе неизведанную профессиональную и социальную роль, а не будет являть собой лишь спешно, а порой и «лукаво» переименованного срочника? В обобщенном виде вопрос ставится так: что важнее оперативность доклада о благосодеянном или его содержание?
То же - с не более понятной демилитаризацией военных медиков, юристов, журналистов. И в этом случае налогоплательщик вправе удостовериться в системном прогнозировании и расчетах. Хотя бы потому, что в зону бедствий военный медик прибудет быстрее гражданского. Да и чем армия замотивирует толкового штатского журналиста или юриста, перед которыми открывается куда более «урожайное» поле коммерческой востребованности?
Здесь же - едва ли не ключевой вопрос для гражданской аудитории: за счет чего повысится привлекательность военной службы, коль скоро от призывников она не отказывается? Так, для пресечения казарменного хулиганства и розыска дезертиров Минобороны предлагает сформировать военную полицию. Только кто гарантирует, что и в ней не будет тех же проблем, причем с поправкой на корпоративную специфику? На какой пилотной площадке испытано, что военный полицейский не станет дополнительным раздражителем для обитателя казармы, не всегда радующей душевно-бытовым уютом? Тем более что введение института военной полиции сопровождается сокращением воспитательного аппарата.
Может, дело как раз в том, что в казарме нет современного воспитателя? Ибо присоветский статус замполитов обеспечивался иной внеказарменной обстановкой. Теперь на место воспитателя пришел рынок. Поэтому призывнику, понимающему, что его ждет в армии, и солдату, знающему, чем его встретит гражданка, замполит (в новой ипостаси) тем более необходим - в качестве консультанта по широкому кругу военно-гражданских связей и методиста по профориентации. На крайний случай - справедливого распределителя подарков, присланных благодарными шефами - за полноценное пополнение гражданского общества. Кстати, не со школы ли «новый замполит» должен стать «своим» для будущих защитников отечества? Может, тогда и военной полиции не понадобится?
Пятое: не критиканы-дилетанты, а люди, посвятившие себя военной службе, недоумевают по поводу элементов обозначительства, выдаваемого за расширенный взгляд на реформу. Так, оставаясь патриотом Питера, заодно соглашаясь с идеей децентрализации столичных властей (это тоже мировая тенденция), трудно считать своевременным перевод главного штаба ВМФ в Петербург. Может, сначала поднакопим денег и выведем наш флот в мировой океан? Причем, «наш» флот, а не «импортный «Мистраль», который, помимо прочего, дискредитирует отечественное судостроение. А ведь оно - один из источников финансовых поступлений на ту же реформу.
* * *
Нужно ли доказывать, что армия - изначально убыточна? Отсюда - едва ли не главный вопрос: не заужен ли подход Минобороны к оценке рисков безопасности страны? Например, как увязана оборонная доктрина государства с внешнеполитической? Иначе, какими военно-политическими мерами мы остановим бульдозерный натиск НАТО на Россию? А ведь, его продолжение потребует принятия не реформационных, а экстренных мер сдерживания за счет служб и сил, наименее подверженных нововведениям. Во-вторых, существо военного дела всегда будет состоять в упреждении потенциального противника во времени и пространстве (поэтому НАТО и расширяется на Восток), а заодно в достижении преимуществ в коммуникационной сфере. Неужели средства, сэкономленные за счет закрытия центра слежения в кубинском Лурдесе, пошли на ангажирование Юдашкина? Подробнее о нем не хочется говорить из-за неоднозначного отношения к «от кутюр» в суровом мужском коллективе.
Русский военный мыслитель начала ХХ века Антон Керсновский считал, что «главная трудность военного строительства - в двуединстве задачи: готовиться к завтрашней войне и одновременно исправлять вчерашние ошибки на случай, если война грянет сегодня».
О «работе над ошибками» смотри в курсе новейшей истории.
Борис Подопригора, аналитик, заслуженный военный специалист России.