Новости Кронштадта
28.03 Парки и скверы Кронштадта закрывают на просушку
23.03 Жители несут цветы к стихийному мемориалу у Владимирского собора
23.03 Отменены все районные массовые, культурные и спортивные мероприятия
22.03 В Кронштадте проходят рейды по выявлению брошенных автомобилей
19.03 Временно полностью закрывается движение по внешнему кольцу на 120-м километре КАД
15.03 Как найти свой избирательный участок в Кронштадте
11.03 Организация проведения весенних осмотров эксплуатируемых объектов ЖКС № 4
Афиша-Анонсы
16 и 17 марта Фестиваль "День Римского-Корсакова"
С 27 февраля выставка «Россия — страна морей и океанов»
23 февраля праздничное мероприятие, посвящённое Дню защитника Отечества!
22 февраля праздничный концерт «Защитникам – Слава!»
15 февраля вечер-концерт «Шрамы на сердце…»
12 февраля лекция «Конфликты и их решения»
11 февраля Концерт «А снег идёт...» в исполнении вокального ансамбля «Canto Leggero»
«Помни войну!»
10 октября 2010 г.
Это скорее догматичное напутствие адмирала С.О.Макарова приобретает особую конкретность, когда речь заходит о дальневосточной военной кампании Советского Союза в 1945 году. Парадокс состоит в том, что последние бои победоносной для нас второй мировой войны мы не то чтобы забыли, но, как будто бы их стеснялись. Разговор об этих «странностях», на наш взгляд, актуальнее очередного подытоживания главной войны ХХ века. Тем более, что о ней предостаточно сказано еще в мае.
Победа, взывавшая к… стеснению?
2 сентября 1945 года в день подписания акта капитуляции Японии Верховный Совет СССР объявил 3 сентября «Днем всенародного торжества - праздником Победы над Японией». Этот указ никем не отменен, но почти сразу забыт. Лишь в июле 2010 года принят новый закон, устанавливающий новую памятную дату - «2 сентября - День окончания Второй мировой войны». Парламентское обсуждение нового праздника даже на фоне 65-летия Победы подавалось как отклик на локальную инициативу дальневосточников-сахалинцев или ветеранов флота. А ведь в отечественных летописях, да и культуре как таковой мы ориентируемся прежде всего по событиям военной истории - это наша национальная особенность. В нашем «синодике» значится, например, во многом мифологизированный День победы русского флота над шведами у Гангута. Или «полупроходной» - «7 ноября - День проведения военного парада на Красной площади в г. Москве в ознаменование двадцать четвертой годовщины Великой Октябрьской социалистической революции в 1941 году»…
Дальневосточная же кампания СССР как никакая другая характеризуется словами «впервые» и «никогда больше». По стратегическому замыслу и его обеспечению, пространственному размаху и темпам нашего наступления, соотношению потерь она не имеет аналогов в военной истории. Управление этой беспрецедентной воздушно-наземно-морской стратегической операцией соответствовало идеальной формуле военного планирования: «бить врага малой кровью и на его территории». Наступление Красной Армии велось в полосе 4430 километров - расстояние от Северной Норвегии до Южной Греции. Отдельные фрагменты операции и по сей день кажутся фантастикой. Так шестая гвардейская танковая армия Забайкальского фронта за первые три дня наступления прошла 450 км и притормозила лишь из-за отставания тылов. Впервые при столь масштабной операции численность наступавших (около 1.2 млн.) и оборонявшихся (до 1 млн.) была сопоставимой, а не 3 к 1, как того требует военная наука. Ею не то что пренебрегли, но большинство красноармейцев уже познали вкус Победы в Европе. Таких не приходилось ни обучать, ни мотивировать. Дважды победителей в одной войне история, пожалуй, тоже не знала.
Так же впервые, причём в значительной степени скрытно от японцев осуществлена оперативная (фактически за месяц) переброска почти миллионной группировки из Европы на Дальний Восток. Показательно, что японцы по существу до 9 августа были уверены, что численность вновь прибывших - лишь 126 тысяч человек. Именно этот опыт изучается за рубежом как феноменальный пример военного искусства. Притом что и Сталинградская, и Берлинская операции рассматриваются лишь в курсе военной истории. Статистика потерь, по крайней мере, со стороны СССР все же страдает приблизительностью. Даже в солидных источниках приводятся цифры от 8 тыс. до 36 тысяч (в последнем случае, по-видимому, убитые объединены с ранеными). Японцы же в целом признают, что потеряли 84 тысячи и 594 тысячи сдались в плен.
Почему же столь успешной войне отводилось полстранички в школьных учебниках истории? Начнём с глубинных, во многом мифологических причин. Историография, а заодно и «философия победы» во второй мировой формировалась в СССР при подчёркивании особо жертвенного вклада наших соотечественников, ставших основой антигитлеровского фронта. На этом фоне относительно бескровная для нас победа над Японией оказалась лишённой пафосно-трагического ареола Великой Отечественной. Не только в научном, но и «народном» представлении мы «победили как-то не так».
Отсюда, во-вторых: событийный ход всей дальневосточно-тихоокеанской кампании вызывает ряд разнородных вопросов и у нас, и к нам. Даже на пике холодной войны мы признавали не меньшую роль США в победе над Японией, чего лишний раз делать не хотелось. Вспомним, что 2 сентября её капитуляцию принимал даже не командующий советскими войсками, а генерал для связи с американцами неизвестный и сразу забытый К.Деревянко. Та же конфронтационная эпоха надолго утвердила международное восприятие второй мировой по формуле: «Москва завоёвывала, Запад освобождал». Или - чуть примирительнее: «В Европе победили союзники, на Востоке - англо-американцы». В этих условиях политически гипертрофировался непреложный факт советского наступления на японские владения с последующими территориальными приобретениями СССР. Мы слишком долго искали, что, кроме встречных лозунгов, противопоставить японскому самооправданию, помноженному на западный информационный менеджмент. А тем временем весь мир уверовал, что «Токио проиграл войну из-за американского превосходства и русского вероломства». Не самая последовательная политика Москвы в отношении южнокурильских островов («вообще-то они наши, но два из четырёх можем и отдать»), информационные потери от тридцатилетней конфронтации с Пекином и Сеулом, как и застарелая боязнь открытой полемики поставили нас в оборонительную позицию по целому ряду дальневосточных сюжетов. Поэтому и про август 45-го мы долгое время вспоминали скороговоркой.
Между тем эта позиция имеет и свои плюсы. Например, не только в академических, но и политических кругах стран тихоокеанского бассейна (это не только Япония и Китай) жива «инерция памяти»: «когда Вашингтон действует совместно с Москвой, любой третий - лишний». Или - что весьма популярно в китайских, да и южнокорейских аудиториях: «Американцы воевали с Японией почти четыре года, а русские справились с ней за три недели». Скажем больше: основа цивилизационного восприятия нас китайцами задана даже не освобождением Северо-Востока их страны от японцев, а нашим отказом от привычных для Китая иностранных концессий (КВЖД, Порт-Артур). Кстати, большинство японцев ситуативно признают, что основной причиной капитуляции Токио стало вступление в войну СССР, а не атомные бомбардировки, о которых армия по существу не знала. Ибо «Япония могла сопротивляться столько, сколько просуществовали бы её сухопутные силы». А квантунская армия, сдавшаяся, что ни говори, нам, а не американцам, считалась главной надеждой Токио. К тому же 50-тысячные потери американцев на Окинаве показали, что их пехота менее успешна, чем авиация и флот, и что собственно Япония может превратиться в зону нескончаемой партизанской войны. Во всяком случае японцы в сравнении с американцами были более готовы к войне на истощение. И это ставит точку в споре о значении нашего вклада в победу.
Даже оправдания японцев основаны в основном на «пересортице» сил сторон: квантунская армия была, мол, уже не собственно японской, а собранной из маньчжурских японцев и самих маньчжур, к тому же часть этой армии воевала с чанкайшистами и китайскими коммунистами, поэтому Советскому Союзу противостояли не более 700 тыс. «квантунцев» и т.п. При любой оценке японских доводов неизменным остаётся главное: японец далеко не всегда сдавался без боя, но поделать ничего не мог…
Назовем и третью причину «избирательности» нашей памяти. С укреплением позиций Н.С.Хрущева не только в научных, но главное - в военно-политических кругах Советского Союза на полвека возобладали участники и исследователи европейских сражений. При этом главный герой войны с Японией Маршал Советского Союза А.М.Василевский отошёл от активных дел в немалой степени из-за репутации главного любимца И.Сталина. По сходной причине уже в новой России пытались откреститься от дня победы над Японией: ветеранам, мол, хватит и 9 мая, поэтому не будем прославлять ещё одну победу с профилем Сталина на медали. От иерархии заказчиков, а то и их вкусов традиционно зависит чуть ли не половина истории государства Российского...
Уроки Победы
Трактовка эпизодов 65-летней давности нам важна не только как событийная канва одной из самых эффективных, а заодно и наглядных военных кампаний за всю историю страны. Ими задаётся правовая база сегодняшнего мироустройства в азиатско-тихоокеанском регионе. На пафосе пусть и коалиционной, но абсолютной победы всемирно-исторического значения проще воспитывать молодых соотечественников, явно заждавшихся оригинальных сюжетов - убедительных и политкорректных. Здесь-то мы победили умением, опытом, а не числом и заградотрядами. Во всяком случае, август 45-го не равноценен полумифическим «волочаевским дням» далёкой гражданской и Хасану 1938 года, когда мы весьма предварительно «наломали бока» тем же японцам. Осмысление судьбоносных дат и вех требует их ранжирования и учёта географической привязки. Чтобы территория России за Уральским хребтом не оставалась в историческом и культурном понимании - «великим герцогством люксембургским».
Уверенность же в нашей тогдашней правоте «наследственно» укрепило бы нашу волю и аргументацию в спорах не только с японцами. Учреждение ими в 1982 году «дня северных территорий» осталось без последствий со стороны наших союзников по второй мировой. В этом и наше далеко идущее упущение.
Придание лучше международного масштаба празднику, до сих пор эксклюзивному для дальневосточников, не заменит системной политики центра (точнее европейского «полуфланга») в отношении окраин страны. Но это шаг в пользу федерализации. Переоценка роли «флангов» в государственном строительстве представляется всё же первейшим в «иерархии» уроков победы. Сегодня в качестве флангов выступают Калининград и «большой Дальний Восток». Парадокс состоит в том, что 65 лет назад Приморье с Забайкальем лучше соответствовали своему историческому предназначению, чем сегодня - пусть и в иных условиях. Около 12 миллионов наших зауральских сограждан, проживающих на территории, равной 4 «западным европам», чувствуют себя едва ли не колонистами в полузабытых факториях. Они по факту лишены того динамизма и веры в будущее, без чего стране угрожает распад на социально неравные части, которые друг другу, в лучшем случае, не противостоят. Уже поэтому не стоит стесняться победы.
Её полуюбилей - это, помимо прочего, органичный повод посмотреть на Россию и мир с Дальнего Востока…
Борис Подопригора
Газета Котлин №18 2010г