После этого началась война…

22 января 2012 г.

(32 года назад СССР ввёл войска в Афганистан)

Многогранность афганской темы не позволяет раскрыть её даже в объемном академическом труде. Мы же ответим на «первичный» вопрос - можно ли было избежать той войны? Обратимся не к сегодняшнему опыту, а тогдашним представлениям о войне и мире. Почему 30 лет назад, с декабря 1979 года, советские войска стали сосредотачиваться в приграничной полосе, направляя передовые отряды в Баграм и Кабул? Со штурма 27 декабря резиденции афганского лидера Амина начался отсчет военных дней.

Рассудок подсказывал рациональную причину ввода войск: отдалить от советских рубежей угрозу исламизма: вот, например, в узбекском магазине приемник целый день принимал Тегеран, и никто не просигналил… Парадокс состоял в том, что экспорт исламизма стал реальностью после «антиимпериалистической революции» зимой 1978-79 года в Иране - у наших тогда общих с Афганистаном соседей. Именно в Афганистане исламизм и империализм обещали сдвоить ряды. Потом они их и сдвоили. Но в 1979 - м, решение о вводе войск зиждилось на логике глобальной конфронтации: или мы опередим Запад, или он нас. И уже не важно, насколько этот Запад стремился подчинить себе именно Афганистан, феодальную страну, занимавшую 108 место из 129 «развивающихся». Впрочем, и на Западе исходили из того, что «свято место пусто не бывает».

Существенным фактором ввода войск стал идеологический соблазн, исходивший от кабульских правителей. Они всегда рассчитывают на внешнюю помощь в поддержании государственности этой «вечно бодрствующей» страны. В этом смысле вторичны и социалистическая терминология Тараки-Амина-Бабрака-Наджибуллы и либерально-компрадорская - их предшественников и сегодняшнего приемника - Карзая. Фактически лишь талибы (да и то относительно) опирались на пуштунскую самодостаточность под сенью «всемирно-побеждающего» учения Пророка. Второй парадокс состоит в том, что Афганистан всегда безопаснее «кормить», чем рассчитывать на его «самоокупаемость». Об этом забыли не только мы. И не только тогда.

Но в 1979-м что-то значила и «интернациональная солидарность с братским народом». Своих единоверцев Москва бросить не могла, ибо на ней строился «антиимпериалистический лагерь». Была и уверенность в победоносности своей армии, доказанная в Венгрии 1956 года и Чехословакии 1968-го. Сработал и «импульс» недавней вьетнамской победы, подтвердивший, что «нет таких крепостей, которых не взяли бы…» Проводилась аналогия со Средней Азией, в XIX веке «умиротворенной за 30 лет, а в 20-х годах XX-ого - за 3 года». В это хотелось верить. Наконец, еще был жив и горький романтизм далекой «Гренады моей». Взыграло и самолюбие, оскорбленное чилийской осенью 1973 года.

Но не стоит искать чью-то корыстную заинтересованность в подготовке судьбоносной записки в политбюро «К положению в «А», реализованной в виде постановления ЦК КПСС от 12 ноября 1979 года. Вторая зарплата служивого, пусть для немногих советников и «сертификатная» (для отоваривания в забытой ныне «Березке»), не могла мотивировать ни авторов записки, ни тех, кто последующие 10 лет «детализировал» ее в боевых распоряжениях и донесениях.

А «конспирологическая» догадка, что в Афганистан нам все же «помогли» войти, не столь уж зыбкая. Убийство посла США в Кабуле Даббса в октябре 1979-го (то ли исламистами, то ли маоистами, которые ни до, ни после дипломатов не убивали) походило на сигнал Москве об особой миссии американца и коварстве Амина, таким способом избавившегося от разоблачения в сговоре с Вашингтоном. По крайней мере, оно свидетельствовало о неспособности власти обеспечить порядок даже в столице. Донесения спецслужб, ряд эпизодов разоруженческого диалога также могли быть истолкованы в смысле намерений США разместить в Афганистане свои ракеты. Имелись ли такие планы - вопрос размытый. Но последующий за афганской войной распад Советского Союза был обусловлен, в том числе, дистанционно управляемым истощением ресурсов страны за афганское десятилетие.

Политическая и карьерная заинтересованность власть предержащих в «маленькой победоносной войне» сомнительна. Во-первых, потому что надежды на новые «звезды» уравновешивались риском за неудачный исход. Тогдашним советским лидерам не откажешь в административной и жизненной (иногда даже присталинской) искушенности. Они не могли не внять осторожным, иногда «сумрачным» предсказаниям нетрибунных политиков-практиков. Таких, как отец современной афганистики генерал царской разведки Снесарев: «Предусмотришь 200 вариантов. А события пойдут по 201-му». Во-вторых, собственно войну мало кто ожидал: войдем, поддержим союзников, спасем их от вмешательства извне… За Чехословакию-то «звездопада» не было. Увы, в политике традиционно недооценивается «физика водоворота»: раз попали под огонь, значит, ответили огнем. Далее - на войне как на войне. Тем более непонятно, почему готовился, прежде всего, кровопролитный сценарий смены афганского лидера. Так или иначе, исполнение «интернационального долга» началось с команды «пли».

Тогда же не мог не проявиться и субъективный фактор - личная позиция генерального секретаря Брежнева. Говорят, один из сердечных приступов (если не инфаркт) сразил советского лидера после доклада о гибели нескольких наших советников во время гератского мятежа весной 1979 года. Доподлинно же известно, что смерть Тараки, тем более с фактическим отказом его убийцы - Амина - от телефонных объяснений с Брежневым вызвали беспрецедентный гнев генсека. До ввода войск оставалось менее трех месяцев… Третий и, пожалуй, главный парадокс всей афганской кампании заключается в том, что не было ее «бизнес-плана». Оказался не просчитан объем экономической нагрузки на страну, и без того втянутую в нескончаемую гонку вооружений. Не оценили и перспективу доступа к ресурсам Афганистана, оцениваемым, впрочем, не однозначно. О транзитных возможностях Афганистана речь тогда не шла. Да и строительство железной дороги из Термеза в Хайратон предполагало фактически односторонние поставки в Афганистан. Так или иначе, лозунг Великой Отечественной - «Мы за ценой не постоим!» - оказался клиширован совершенно в другой геополитической обстановке.

Этим не исчерпывается череда причинно-следственных увязок, иллюзий и порывов, преисполненных лучшими намерениями, над которыми витали не прописанные «даешь!», «однокоренные» с «авось». Но скажем честно: в тех условиях, когда на основе записки об «А» отдавались распоряжения военным, другого решения быть не могло…

О последствиях афганского десятилетия вспомним к 15 февраля - когда, покинув эту страну, мы забрали домой войну…

Борис Подопригора, политолог, в 1987-89 гг. офицер штаба 5 гвардейской мотострелковой дивизии Ограниченного контингента советских войск в Афганистане.

Газета Котлин № 1 2012г

Самое читаемое